Секс как орудие убийства [= Обольщение смерти ] - Нора Робертс

– Он опоил ее двумя наркотиками, а потом изнаси­ловал. Мне нужно, чтобы кто-то провел соответствую­щий анализ.

– Я попрошу одного из ассистентов заняться этим.

– Кроме того, мне нужен представитель полиции, чтобы осмотреть тело и собрать улики.

– Я знаю порядок, – нетерпеливо ответил Майклс. – Вызывайте своего представителя и собирай­те ваши улики. Это не мое дело. Мое дело – сохранить ей жизнь.

– А мое дело – схватить сукина сына, который это сделал. Но ее жизнь дорога мне не меньше, чем вам. Вы лично осматривали ее?

Врач открыл было рот, но выражение лица Евы за­ставило его молча кивнуть.

– Травмы есть? Синяки, укусы, порезы?

– Нет. Никаких следов сексуального насилия.

– Задний проход?

– Нет. – Он бережно накрыл ладонью руку Мони­ки. – Лейтенант, с кем мы имеем дело?

– Судя по манерам, с донжуаном. А по сути… Вряд ли можно назвать его человеческим существом. Как бы то ни было, вскоре он узнает из средств массовой информации, что не довел дело до конца. Я приставлю к ней охрану. Никаких посетителей. Никто не войдет в эту комнату, за исключением врачей и копов.

– Но ее родные…

– Сначала вы будете извещать меня. Лично, – до­бавила она. – Мне нужно знать, когда в ее состоянии наступят изменения. Я хотела бы быть рядом с ней в тот момент, когда она придет в себя. И не вешайте мне лап­шу на уши, что она не может отвечать на вопросы. Этот парень получил слишком большое удовольствие. Он хо­тел убить ее, но не вышло, и теперь он не остановится.

– Вы хотели знать, сколько у нее шансов? Меньше пятидесяти процентов.

– Ладно. Готова держать пари. – Она нагнулась над кроватью и медленно, но решительно сказала: – Мони­ка, вы слышите меня? Я ставлю на вас. Если вы сдадитесь, он выиграет. Поэтому не сдавайтесь.

Кивнув Майклсу, Ева вышла из палаты.

Когда Ева уехала из управления, было уже четыре часа утра и усталость окутывала ее, как влажная про­стыня, убивающая все ощущения. Не доверяя собственным рефлексам, она включила автопилот. Надеясь, что шутники из управления не сыграли с ним злую шутку.

Если она вместо дома окажется в Хобокене – ну и пусть. В Хобокене тоже есть кровати.

На улицу уже выехали мусороуборочные машины. Они производили монотонное трах-бах, и их бригады двигались как тени, выворачивая содержимое стоявших на тротуарах контейнеров и урн и готовя город к ново­му дню.

Уборщики в отражающих свет белых комбинезонах, которые делали их похожими на привидения, работали возле поворота на Десятую. От мерзкого шума гидрав­лических захватов, напоминавшего жужжание борма­шины, у нее заболел левый висок.

Когда Ева остановилась у светофора, двое парней посмотрели на нее из-под защитных очков. Один из них схватился за ширинку, улыбнулся и задергал бедра­ми. Видимо, в его убогом мире это могло сойти за шутку. Во всяком случае, эта пантомима заставила его дружков громко захохотать.

Когда Ева почувствовала, что не может выйти из ма­шины и арестовать их за сексуальные домогательства, она поняла, что ее усталость превысила все допустимые нормы.

Она откинула голову на спинку сиденья и закрыла глаза. Тем временем датчики заметили, что на светофо­ре зажегся зеленый, и машина двинулась.

Ева снова представила себе квартиру Моники. На этот раз шампанское. Она узнала этикетку одного из заводов Рорка и вспомнила, что эта бутылка стоит около тысячи долларов. Слишком много за какие-то пузырьки…

На сей раз он принес бокалы в спальню, но все ос­тальное не изменилось.

«Пленники привычек, – сонно подумала Ева. – Соблюдают их по очереди. И, очевидно, подсчитывают набранные очки. Ведь большинство игр – это соперни­чество, верно? С Моникой ему не удалось достичь цели. Может быть, они попытаются закончить дело? Или про­сто лягут на дно и будут терпеливо ждать, пока шум не уляжется?..»

Ева заерзала на кожаном сиденье, пытаясь найти более удобную позу.

Утром нужно будет позвонить Майклсу и узнать о состоянии больной. Сменить охрану. Первую вахту она доверила исполнительному Трухарту; этот парень знает свое дело. Потом она проверит данные об «Аллегани» и клинике Форрестера. Свяжется с доктором Теодором Макнамарой. Напомнит Фини, чтобы тот еще раз поста­рался преодолеть систему защиты счета, номер которо­го нашел Чарльз. И продолжил изучение компьютера, изъятого в киберкафе.

Пока что ей ничего не удалось узнать про розы. Нуж­но будет сделать еще один заход с цветами.

Черт побери, придется принять тонизирующее и эти дурацкие анальгетики, иначе голова лопнет!

Ева ненавидела лекарства. Ей казалось, что, прини­мая их, она расписывается в собственной глупости или слабости.

Теперь лекарства растекались по телу Моники. За­ставляли сокращаться сердце, очищали клетки мозга и еще бог знает чего. Если все пойдет хорошо, она очнет­ся. И вспомнит.

Конечно, она будет испугана, ошарашена и сбита с толку. Разум сначала откажется понимать, что про­изошло с ее телом. У девушки будут провалы в памяти, и на некоторые вопросы она ответить не сможет.

Ева знала, что разум пользуется любой возможно­стью, стремясь защитить себя от ужаса. Очнуться в больнице, ощущая боль, видя вокруг приборы и незна­комые лица… Разуму остается только спрятаться.

«Как вас зовут?»

Об этом ее уже спрашивали. Так поступают первым делом. Врачи и копы, которые стоят у кровати и хмуро смотрят на жертву сверху вниз.

«Как тебя зовут, малышка?»

От этих слов у Евы гулко забилось сердце, и она обхватила себя руками. Малышка. С малышками всегда случается что-нибудь ужасное.

Сначала они думали, что она немая. Либо психиче­ски ненормальная. Но она могла говорить. Просто не знала, что именно следует отвечать.

Коп не понимал этого. Он привел врачей и каких-то других людей в белых и светло-зеленых халатах.

Позже Ева поняла, что именно полицейские обна­ружили ее в темном закоулке, где она пряталась, по­крытая грязью, потом и запекшейся кровью. Она этого не помнила, но ей так сказали.

Эти незнакомые люди говорили с ней мягко, ощу­пывали и выстукивали. Но, как и у копа, в их глазах не было улыбки. Только мрачность или высокомерие, смешанные с жалостью. И вопросы, вопросы, вопросы…

Когда кто-то принялся обследовать ее разорван­ное влагалище, она стала драться, как звереныш. Зубами, ногтями, с рычанием и воплями раненого животного.

И тут медицинская сестра заплакала. По щеке жен­щины, которая держала Еву и ждала, пока подействует успокоительное, покатилась слеза.

«Как тебя зовут? – спросил коп, когда она снова пришла в себя. – Где ты живешь? Кто обидел тебя?»